Лягушка - партизанка. Уважаемые читатели! Буду очень вам благодарна, если поможете мне иллюстрировать этот рассказ. Я попыталась, но у меня так и не получилось. Егор, стараясь быть не замеченным прошмыгнул на крыльцо, а оттуда по темным сеням в избу. Рыжий, голубоглазый немец Махайль сидел за столом и что-то писал. Должно быть письмо домой. Бабушка по-русски звала его Мишкой, Егор тоже, хотя мысленно поминал не иначе как Фрицем. В смешных очках и без фуражки он казался студентом-первокурсником, готовящимся к первому в жизни экзамену, столько напряжения и волнения было в его почти детском лице. Егор даже не видел, чтобы он брился когда-то, может и усов то у него еще не было. Но в форме и без дурацких очков он выглядел статно и строго. В мирное время все девчонки и молодые бабы в деревне повлюблялись бы. Но шла война, деревня была глубоко в немецком тылу и красавец Михайль для всех был лишь вражеский солдат на постое. Избенка  была небогатая, маленькая, потому и достался лишь один постоялец. Мишка каждую ночь, ложась спать, придумывал, как он сам  лично убьет Фрица, чтобы за батьку и брата отомстить. Даже придумал как. Вот насобирает в лесу самых поганых грибов, растолчет с картошкой и подсунет фашисту за обедом. Картошку прямо с шелухой толкли, ничего он и не заметит. Но в свои неполные десять он уже понимал, что случись в доме  что такое - и хату их сожгут и мамку с бабкой под расстрел. На него ж, пацана, кто ж подумает?. Он смерти не боялся и готов был сознаться, мол, меня казните, я это сделал - за батьку, за брата, за Родину!!! Даже рисовал в мечтах картины своей героической казни, на которую бы вся деревня пришла, и Нюрка соседская плакала бы навзрыд. А он стоял бы с широко открытыми глазами, заслонив руки за спину и не отводил бы взора от своих палачей. И крикнул бы "Гитлер капут" в последнюю секунду своей жизни.  Каждый раз на этом месте ему и самому плакать хотелось от жалости к себе.. и гордости. Но кто ж ему бы поверил? Все равно и мамку, и бабку и даже маленьких Настюху с Лялькой не пощадили бы, всех бы порешили. Да и убивать ему  этого именно Фрица не очень то и хотелось. Не злой он был, шоколад давал и Егору и Настьке, свистульку им из дерева вырезал, воды ведро бабке нет, нет, да поможет на крыльцо втащить, когда другие солдаты того не видят. Вот командир ихний немецкий, (никак не мог Егор сложные для выговора вражеские звания запомнить), тот страшен был, прямо изверг. На его, Егора глазах, своего же раненного солдата застрелил и внучку бабки Матрены по лицу плетью стегал и ногами  бил во дворе, при всех... Что-то кричал на своем. Егор тогда только одно слово понят "Партизанен". Видно решил, что Валюха с партизанами связана. А она даже в комсомоле не была. Правда бабка с мамкой говорили, что из личного, мужицкого  все, отказала будто ему девчонка строптивая в повиновении. Солдаты его боялись. Но слушались. Армия же. Из всего что Фриц говорил Егор тоже только одно слово "партизанен" и понимал. Видно, здорово их брат нашего партизанского брата боялся. Выйдет Фриц до ветру, так двух шагов в огород от крыльца не отступит. Бабка у Егора хоть годами  старая, но на язык боевая была, не из робких, давай его корить. "Что ж ты ирод делаешь, вон же яма за яблонями туда и ступай, как все. Это ж что ж ты гадишь  на самом ходу , бугай здоровенный, засранец ты арыйскый!" А постоялец то покраснеет как рак  и давай твердить "партизанен, партизанен" и на лес рукой машет.. Боится, знать, дальше то в сад отойти, там лес сразу  почти  за тыном, через луг, а лесу то партизаны. Вот и решил Егор, что один ему выход остается - к партизанам в лес. Где они точно он не знал. Но догадывался. В отряде командиром дядька Матвей был, они с батькой часто рыбачили на лесном озере и Егора с собой брали. Хромой он был, не взяли его на фронт, так в лес успел уйти, пока немцы в деревню не вошли, с другими такими же мужиками и пацанами лет 16, недоростками. Матвей тогда ему сам показывал старые блиндажи солдатские, что от Гражданской войны остались, хорошо в лесу схороненные, с одной стороны озеро, с другой болото, чужак ни за что не найдет. Уверен был пацан, что именно там он отряд свой держит. Место хорошее, надежное. Возьмет его Матвей в отряд, как не взять, с батькой то крепко дружили, не откажет. А он, Егор, ему еще и трофей принесет. Когда наши из деревни отступали машина с мостка перевернулась с боеприпасами, кое-что наспех подобрали, что-то в ручей ушло, а кое-что пацаны подобрали, попрятали. Егорка четыре гранаты нашел и какую-то штуку странную. Все в яме под собачьей будкой спрятал, землей засыпал. Собаки у них уже года два не было, старая околела, хороший был пес, а новую война не дала завести, людям чай есть нечего, собаки одичали, стали, что волки. А злых так все равно немцы перестреляли. Они даже котов  перебили, так, ради забавы. Правда Фриц кота Барсика не трогал, разве что ногой легонько пнет, чтобы не мешался. Но тот все равно пропал. Видно из других кто стрельнул или оголодавшие псы задрали. Решено. Вот уснут все и сбежит он в отряд. Найдет. Места хорошо знает, а коли встретит кого - так за грибами. Ростом мал, и девяти не дашь, какой с мальца спрос. Еще темно было, как тронулся он в путь. Трофеи в большую корзинку положил, сверху рубахой накрыл, яблоками закидал - год урожайный выдался, не подвели яблоньки, видно поняли, что худо совсем бы без них пришлось, перекинул корзину на отцовском ремне через плечо и в путь. Глаз у него зоркий, память ясная, хорошо дорогу до озера запомнил, даже пенек старый, около которого надо болото переходить, иначе никак - увязнешь. Перебрался через топи, а там и костром потянуло. Еще через ельник пробраться и отряд. Дедька Матвей удивился сначала, испугался потом, не привел ли кого за собой, но больше все же обрадовался. Стали все наперебой о своих расспрашивать - как живут, что в деревне. Конечно связь у них налаженная была, и знали сколько немцев в каждом доме стоит, и оружия у них сколько и другие военные тайны. А вот про то, что бабка Авдотья померла, а у Маруськи  Ивановой сын родился, а брата на войне убили не каждая разведка доносила. Сразу будто и войны конец настал. Все о мирном заговорили, о домашнем, как там урожай, проживут ли, не течет ли крыша, ни обрушился ли колодец, сколько коров на деревне осталось... лютуют ли немцы с бабами. Будто это и было самое важное на это час, а не большая и далекая победа. Яблоки раненным отдали, эх мало Егор взял. Матвей корзинку  подхватил, яблоки раздал, да глядишь корзина то легче и не становится. Откинул рубаху, мол, еще яблочка достать и помрачнел. -Где ж ты это взял? Кто же тебе дал? Потом увидел, что вроде наши, не немецкие, успокоился малость... Как же ты это нес, а коли поймал кто, а спотыкнулся бы обо что, упал? Что ж ты, постреленок, вытворяешь? Мал же еще! -Да не бойся, дядя, Матвей, не видел никто, не знает, я ж маленький, шустрый, чего мне падать, ноги не деревянные. Тут он осекся, вспомнив про деревянную ногу командира. Но тот только рассмеялся в седые усы. Как у Буденного. Гордился он ими, не сбривал никогда. И глаза заблестели веселым огоньком - совсем как в мирное время, когда на озере с батькой детство вспоминать начинали, а Егор лежал на душистой траве, глядя на белые облака и слушал. -Ладно, давай трофей. Объявляю благодарность. Сахару  хочешь? Передохни и ступай, небось мать уже ищет. -Нет! Не пойду. Я к вам насовсем! Возьмите меня в отряд! Я в разведку ходить буду, я все могу! -Нет.- Лицо Матвея стало серьезным.- Не могу. Как я бы батьке твоему в глаза смотрел, случись что с тобой??? Ты один мужик в доме остался. Мамка твоя слабая, хворая. Бабка уж восьмой десяток доживает, не одну войну  на себе вытянула, что с сестрами будет, коли с мамкой какая  беда? Егор призадумался. Тут Матвей был прав. Мамка, как война началась как раз тяжела была, раньше срока двойней разрешилась. Малец совсем слабенький родился, на третий день и помер. Его бы в город, к докторам отвезти, да какой уж там. Война! Лялька, девчушка, выжила, выкарабкалась, мамка может и оправилась бы совсем , да тут на брата Ваньку похоронка пришла. Он как войну объявили уж в армии служил, до осени ему службы оставалось. Он и до фронта то доехать не успел, немцы эшелон обстреляли. А когда батька с танке сгорел мать совсем плоха стала То плачет ночами, то сама с собою разговаривает, точно с ними. То бывало скажет невпопад "Егорушка, поди воды принеси, сейчас батька с работы придет, в поле жарко, ему водички студеной захочется." Хорошо хоть Ляльку кормила, да за ребятишками и Фрицем стирала, а остальное бабка делала. Егор уж и печку научился топить, и воду таскать, и полы мыть и корову-худышку доить и сено косить..... Куда ж они без него? Пропадут. Совсем пропадут. Как это он сразу не подумал? -Ладно... - протянул он.. Пойду до дому. Только скажи мне, дядя, Матвей, а это что за штука такая? -А... Это? Это мина. Ты у Мишки вон спроси, вон он подле коня, он тебе все расскажет. Золотые у него руки. Как бы не он... Мишка, а ну подь сюды! Расскажи пацаненку свою науку! Мишка, молодой совсем парень, лет 17 с лучистыми серыми глазами и кудрявыми, смольными, как у цыгана волосами, притушив сигарку и, широко улыбнувшись, протянул Егору ладонь знакомиться, как с большим, как с равным. Они проговорили долго. Мишка  с горящими глазами рассказывал и какие мины бывают, и как с ними обращаться, и где и как он немцам сюрпризы устраивал. Будто и не боялся вовсе. Все показал. Егор ловил каждое слово и завидовал. Вот бы и ему так! Вот бы он за батьку отомстил. Пустил бы под откос целый поезд или даже два! И медаль бы ему дали! Нет, орден и звание героя!!!! Тут Мишку окликнули и он, помахав рукой, побежал на зов. Служба. А мина таки осталась лежать подле поваленного дерева, где они только что сидели. Егор взял ее осторожно, завернул в рубаху, сунул обратно в корзину и быстро зашагал к болоту. Он еще не знал, что он с ней будет делать, но уже знал как! Память у него хорошая, глаз зоркий. Ноги сами вдруг понесли не через  луг, а с запада, вдоль дороги. По ней немцы на своих мотоциклах в город ездили, а командир ихний на черной машине. Деревенские по дороге не ходили давно. Патруль и разбираться бы не стал, кто идет. Окликнет по-немецки, нет отзыва и стреляй без промедления. Ребятишек, правда, не трогали, в воздух пальнут для острастки,  даже конфеты как-то дали, у них какой-то праздник был. Но пацаны и сами быстро перестали к дороге ходить, страшно. А потом верили, что наши самолеты обязательно прилетят и разбомбят дорогу или партизаны ее заминируют и немцам точно капут. Обидно же от своих погибать. Дорога вдоль леса шла, среди кустарника, если по обочине кто малого роста идет, его не видно. Через ручеек мосток деревянный. Четыре поленца - машина едва-едва проходит. Ручеек узкий, но глубокий, дно каменистое и валуны наружу торчат как серые слоны.. Егор всегда боялся вниз глядеть, когда с мамкой по дороге ходили. С батькой не боялся. Батька он большой, рука у него сильная, не даст вниз упасть. Теперь на мосту стояли и курили два немецких солдата. Было слышно, смеются. Эх, вот бы эту мину и на мосток, под полешки, они там в два слоя лежат, Егор точно знал. На дорогу не получится, лето сухое, земля твердая, ладошками не подкопать даже ночью. А потом просматривается все. А если отвлечь их чем? Чтобы пошли куда, ушли от моста. Костер нельзя, стрелять сразу будут, отойти не успеешь. Стал он грибы вокруг собирать и думать. Грибы и в доме пригодятся и будет шанс жизнь спасти, если встретит кого. За грибами в эту сторону тоже никто не ходил - надо же было по мостку идти. Вот и стояли они повсюду - большие, крепкие, красивые, не прятались вовсе. Под сосной банка жестяная попалась - от немецкой  тушенки. Покрутил Егор банку, покрутил. Эх сейчас бы кота Василия, привязать бы банку ему к хвосту и пустить по дороге, как они с мальчишками делали. Шуму было бы!  Только он бы в сторону деревни рванулся, а надо бы к лесу, оттуда моста не видно. Да и кота давно уж нету, чего мечтать... Тут под ногами что-то шевельнулось. Мышь?  Еж? Нет... Лягушка. Большая, толстая, важная. Что ей до войны? Мошки и комары в изобилии, болото рядом... живи себе и живи...не тужи. Егор схватил лягушку за жирное пузо. Пленница беспомощно дернулась, а потом смирилась с судьбой и затаилась во влажной от волнения мальчишечьей ладони, только мордочка торчит с блестящими глазами, в глазах то ли упрек то ли мольба о пощаде. Егор вернулся к сосне, подобрал банку, сунул туда лягушку и ногой согнул горлышко так, чтоб назад ей не вылезти. Медленно, осторожно, чтобы не шелохнулись кусты пробрался на дорогу. Камешки и песок переливались а лучах заката. Как красиво! И тихо. Только слышен смех караульных и лай собаки в деревне. Видно не все еще передохли. Будто и нет войны. Небо голубовато-желтое, трава сочная, зеленая, а ветер теплый и ласковый. Егор осторожно ногой подтолкнул банку на середину дороги и все так же медленно пошел к мостику. Сработало!!! Лягушка, подождав немного, и поняв, что ее больше никто никуда не несет, естественно попыталась выбраться из тюрьмы. Она была большая и сильная, поэтому каждый толчок ее тела вызывал содрогание и перекатывание банки по дороге. Она ударялась о камни и странный,  скрежет разносился на много метров вокруг. Солдаты перестали смеяться и повернулись в сторону звука. Егор медленно шел им навстречу по кустам. Только бы на задеть верхние ветки. Хорошо что дул ветер, кусты и деревья колыхались и сами собою. Раздался оклик на немецком языке, видимо означающий "Стой, кто идет?". Тишина и снова  металлический звук. Лягушка продолжала движение а банке, а банка по дороге. Издалека было похоже будто кто-то стучит железным молотком по камню. Она не разумела по-немецки, впрочем как и по-русски. - Партизанен?- слышно спросили друг у друга немцы. И неспешно двинулись по дороге. Егор в один миг оказался под мосточком. Дальше все было как во сне. Лишь в висках стучало "Быстрее, быстрее, осторожнее, осторожнее..." Вроде все. Как показывал Мишка. Или не так? А как проверишь? А может она вообще не исправна. Егору стало вдруг ужасно страшно находится близко, он закидал бревна песком и землей, перевел дыхание. Раздался  дружный хохот солдат. Они видимо поняли в чем дело. Лягушка в банку влезла, а назад никак!!! Потом банку подкинули в воздух ногой и раздалась автоматная очередь. Гулко разнеслось эхо. Хотя этот звук стал привычным и никого уже не пугал. Как крик вороны или лай собаки. Как немецкая речь. Егор вспомнил блестящие глаза пленницы. Наверно, у нее был добрая душа. Уж очень ясными были эти глаза... "Только бы получилось!" - подумал Егор. Плакать он уже давно разучился. Батька, брат....... а тут всего лишь лягушка. Но сердце все равно защемило. Он выбрался на дорогу и пошел к мостку, открыто и не таясь. Старался выглядеть как можно беззаботнее. Немцы догнали и грубо окликнули. Но, увидев, что перед ними мальчонка, смягчились и заглянули в корзину. Там лежали грибы. -Мама, бабушке...- слезливо протянул Егор. Пустите меня, пожалуйста. -Хайль Гитлер? - спросили немцы -Ая, ая - закивал головой Егор.. Хайль! Солдаты засмеялись и погрозили ему автоматом! Он побежал по мостку домой. Мина была на ближнем конце справа, он хорошо запомнил место, туда вряд ли встанет караул, неровный край, крен моста, а вот машина прошла бы всей своей тяжестью на это полено. Поэтому оно и было просевшее и кривое. Егор, стараясь быть не замеченным прошмыгнул на крыльцо, а оттуда по темным сеням в избу. Рыжий, голубоглазый немец Махайль сидел за столом и что-то писал. Должно быть письмо домой. Он поставил корзину на скамейку и забрался на печку. Фриц даже не повернул головы в его сторону, только глянул закрыта ли дверь на засов. От партизан. Наутро вся деревня только и говорила о том, что машина немецкого изверга на рассвете подорвалась на мине. Шофер сильно  ранен а сам ирод  в ручей свалился да о камни разбился, хоть и не одного осколочка в него самого не попало. "Наши, партизаны...." перешептывались между собой бабы....и сдержанно улыбались. Мальчишки не удержались и побежали поглядеть, и Егор со всеми. -"Вот молодцы партизаны - заговорщически шептал Егору Васька. Это мой друг Мишка! Эх я бы...Не, я бы не смог.... - Ага... - кивал головой Егор, а сам смотрел на искореженную консервную банку с дырками насквозь от пуль. Она валялась на дороге, совсем уже недалеко от мостка, видно машиной подтащило. Собственно мостка то уже почти что не было. Егор вылез на дорогу, взял банку и сунул ее за пазуху. Обязательно покажет дядьке Матвею, а то ведь тот ну ни за что не поверит в эту историю!!!! И снова вспомнил печальные и блестящие глаза лягушки. Какой ей дело до войны... Комары есть, болото рядом... живи вроде бы да живи... Часть, большая часть, этого рассказа - мой  вымысел, часть - правда, основанная на впечатлениях моей прабабушки, которая жила в захваченной немцами деревне, в одном доме с немецкими солдатами. Этот дом не сожгли в войну, хотя могли, но спалили пьяные хулиганы в мирное время, несколько лет назад.... Вместе со все, что там было сгорели остатки немецкого велосипеда, немецкая фляга для воды, неотправленные письма и много того, что в детстве вызывало и интерес и одновременно страх перед новой войной, а теперь было бы почти музейной ценностью.